В шестой главе появляется маркер на краю карты. Действие игры происходит в Лондоне Викторианской эпохи. Чтобы добраться до него вы пересекаете Темзу, прыгая с лодки на лодку. И там вы обнаруживаете дыру в симуляции, разрыв в пространстве с разбомбленным Лондоном 1916 года по ту сторону. Перешагнув через него, вы переноситесь на десятилетия в будущее, внезапно оказавшись внучкой одного из предыдущих главных героев. Она охотится на шпионов и предателей по всему Лондону.
Если делаете культовую эпоху Лондона с конными экипажами, цилиндрами, убийствами в поездах, то почему бы не сделать и другую? Почему бы не сделать Первую Мировую войну, с дирижаблями, вербовочными плакатами и Уинстоном Черчиллем, который просит вас стать его личным контрразведчиком за благодарность нации?
Подобный абсурд это уже традиция Assassin’s Creed. Штаб Черчилля находится в середине Тауэрского моста. Вы сбиваете самолеты из экспериментальной зенитной пушки. И никто не обращает особого внимания, когда вы бегаете по крышам, сражаясь с “переработанными” врагами вековой давности.
И все же это выглядит правильно. Солнце всегда садится, прожектора разглядывают облака, среди кранов стелится дым, люди прячутся в заколоченных зданиях. Если Лондон 1868 года в Syndicate – это игровая площадка с тросами, то здесь даже предметы для коллекционирования сентиментальны. Письма домой от солдат, большинство с припиской в конце, в которой говорится, через сколько дней после их написания они умерли.
Это идеальный контраст с Лондоном, где Чарльз Диккенс нанимает вас охотиться на Джека-прыгуна, где задания с подпольным боксерским рингом буквально называются Бойцовский Клуб. Прежде чем шутеры от первого лица начали использовать сеттинг Первой Мировой войны, в Assassin’s Creed сделали это необычайно ловко, уравновешивая откровенно выдуманные вещи достаточным количеством реальных исторических фактов, чтобы заставить вас почувствовать, что пережили нечто, имеющее значение.